Как чувствует себя папа, если ребенок рождается преждевременно. Откровенный рассказ папы

Ежегодно в Латвии в среднем 1000 детей рождаются до установленного срока, и ежегодно 17 ноября отмечается День преждевременно рожденных детей. Для семьи Лайзансов он тоже особенный. «В течение часа нам с женой нужно было принять решение — делать кесарево или нет», — рассказывает Айгарс Лайзанс. Отец, которому было дано всего 26 недель, чтобы подготовиться к встрече со своей первой дочерью Ливой. Да, она поспешила родиться гораздо раньше, чем планировалось, и Айгарс стал отцом, который в следующие месяцы каждую свободную минуту держал свою менее чем килограммовую дочку в «кенгуру», крепко прижимая к груди. Чтобы согреть, чтобы успокоить, чтобы дать силы расти!

900 граммов

Хотя прошло уже 15 лет с того волнующего вечера, когда лелеемая парой Лайзансов обитательница живота объявила, что собирается явиться в этот мир на три с половиной месяца раньше, чем положено, во время нашего разговора Айгарс все еще пытается сдержать слезы. «Мне уже казалось, что все забылось, эмоции улеглись, но, видимо, были только приглушены, — рассуждает сидящий напротив меня спортивный мужчина и постепенно начинает свой рассказ: — Лива родилась 3 апреля 2005 года, а установленная дата была 11 июля. Она весила 900 граммов и была ростом 33 сантиметра, в больнице таких деток называют «пакетиками сахара».

Беременность проходила хорошо, никакого большого стресса у жены тоже не было.

Айгарс улыбается и добавляет, что на самом деле дочь была достаточно шустрой, учитывая столь раннее время рождения. Почему девочка так спешила, неизвестно. Беременность проходила хорошо, никакого большого стресса у жены тоже не было, к тому же это были пасхальные каникулы, поэтому будущие родители проводили время довольно спокойно. «Все было действительно хорошо до того вечера, когда у жены отошли воды, — вспоминает Айгарс и продолжает: — Вызвали скорую помощь, жену отвезли в больницу Страдиньша, где она следующую неделю лежала на наблюдении».

Эти дни были полны неизвестности и волнений. Параллельно своим трудовым обязанностям Айгарс старался как можно чаще созваниваться с женой и добиться какого-то объяснения от врачей. «15 лет назад, когда все это происходило с нами, медики были очень сдержанны в комментариях. Чтобы что-нибудь узнать, надо было задавать каждый маленький вопрос, и даже тогда мы получали скупые ответы. Я знаю, что сейчас информации намного больше и врачи более отзывчивы», — говорит мужчина.

Самый трудный час

А потом в один вечер начались роды. Точнее, начались и затихли... В тот вечер Айгарсу можно было остаться в больнице у жены — если ребенок вдруг надумает появиться. Но он все никак не собирался, и к утру будущие родители были поставлены перед очень трудным выбором — согласиться на операцию кесарева сечения или ждать, когда дочка сама родится. В том, что это в ближайшее время произойдет, не было сомнений, потому что после осмотра доктора им сообщили, что пуповина уже выпала.

Оглядываясь на эту ситуацию сейчас, ясно, что выбор в пользу кесарева был единственно правильным, потому что, как сказал врач, при естественных родах ребенок родился бы мертвым. Слишком маленьким, чтобы преодолеть такую трудную дорогу, а потом еще бороться здесь, во внешнем мире. Надо сказать, что и операция кесарева сечения не гарантировала, что все будет хорошо. Совсем наоборот — существовал очень большой риск, что малышка не выживет так и так или будут какие-то серьезные осложнения, с которыми придется жить всю жизнь. Потому что многие органы чувств, например зрения, слуха, развиваются именно в последние месяцы беременности.

Выбор в пользу кесарева был единственно правильным, потому что, как сказал врач, при естественных родах ребенок родился бы мертвым.

«У нас был час, чтобы решить, что делать, — вспоминает Айгарс и добавляет, что это был самый трудный час в жизни супружеской пары: — Мы понимали, что не сможем простить себе, если не сделаем «кесарево». И в больнице Страдиньша в этом смысле все лучшее, что может быть в этой области, — и специалисты, и оборудование. Когда мы приняли решение в пользу хирургической операции, ко мне пришел неонатолог и довольно резко спросил, понимаем ли мы вообще, какое решение мы приняли. Нет, мы не понимали, потому что в то время у нас не было других детей, не было опыта, поэтому мы не знали, на что подписываемся. Ни на одних курсах подготовки родителей об этом не рассказывают, хотя я считаю, что надо посвятить время тому, чтобы поговорить о возможных преждевременных родах». По его мнению, обязательно надо напоминать, что в мире и в Латвии есть определенный процент детей, которые рождаются преждевременно, и надо обозначить, что это значит для родителей, если это действительно происходит. «Возможно, было бы легче, если бы мы знали, к чему готовиться. В то время информации было очень мало, только на сайтах других стран мы нашли какие-то крохи. Теперь информационное пространство богаче и в этой области, но все равно никто не думает, что это случится», — говорит Айгарс.

Айгарс Лайзанс с дочерью Ливой — уже подростком

Она родилась...

Операция кесарева сечения прошла успешно. Неонатолог сразу же крепко завернул ребенка в одеялко и унес — следующую неделю Лива провела в отделении интенсивной терапии в больнице им. Страдиньша, где малышке давали средство против слипания легких, а также кофеин, чтобы ребенок был бодрее и не забывал дышать. Айгарс не скрывает: «Начало было очень трудным из-за неизвестности — что теперь будет, как помочь своему ребенку? Успокаивало то, что она жива, и слова неонатолога — «живучая»! Доктор сказала, что часто видно сразу, выживет ребенок или нет, и что Лива — «живучая».

Наблюдения врачей свидетельствовали, что отцы более спокойны, чем мамы, и ребенок, находясь у отца, лучше прибавляет в весе, развивается.

После этого маму и дочь перевели в детскую больницу на Виенибас гатве, где Лива начала терять в весе. Ничего необычного, всего лишь норма новорожденных, но видеть, как собственный ребенок теряет около 200 граммов из и так уже ничтожных 900 граммов веса, было шоком. «После этого мы радовались каждому грамму, который постепенно нарастал, — вспоминает Айгарс и рассказывает, что жена весь день проводила в больнице вместе с дочерью, а после работы к своим девочкам ездил и он: — Лива в основном спала у жены на груди. Естественный инкубатор — 36,6 градусов тепла, одеялко сверху, и лежит на груди. После работы дочку брал я и укладывал себе на грудь в позе кенгуру. Сажусь в удобное кресло, усаживаю дочь, и так проводили время».

Моцики, дзюдо, барабаны — это то, что теперь характеризует Ливу

Наблюдения врачей свидетельствовали о том, что отцы более спокойны, чем мамы, и ребенок, находясь у отца, лучше прибавляет в весе, развивается. «Для преждевременно рожденных младенцев очень важен этот физический контакт в позе кенгуру, — добавляет Айгарс. — В таком режиме мы жили до июня — два месяца». Есть две предпосылки, когда преждевременно рожденный ребенок может отправляться домой: вес ребенка должен быть выше двух килограммов, так как это означает, что малыш сам может себя греть и ему больше не нужна тепловая кроватка, а второе условие — что ребенок самостоятельно ест. «Это самое трудное — научить ребенка сосать грудь. Из бутылочки легче кормить, потому что молоко само льется в рот, а грудь надо сосать, прикладывать усилия... Жена очень настойчиво старалась кормить Ливу грудью, но это получилось только тогда, когда мы были дома. Наверное, доктора доверяли нам. Мы поехали домой, хотя у дочери еще был зонд в носу, по которому мы давали сдоенное молоко. Он был приклеен пластырем под носом, ничего особенного. Но однажды, когда Лива чихнула и зонд вышел, мы сами не хотели вставлять его обратно, хотя технически могли все сделать. Мы решили съездить в больницу, где медсестры быстро вставили его обратно», — рассказывает Айгарс.

Наверное, доктора доверяли нам. Мы поехали домой, хотя у дочери еще был зонд в носу, по которому мы давали сдоенное молоко.

Остается только расти!

Вопреки первоначальным опасениям, у малышки все было хорошо, но до самой середины августа раз в неделю приходилось ездить в детскую больницу к врачу, которая девочку тщательно осматривала. Особенно наблюдала за зрением.

Как рассказывает Айгарс, у преждевременно рожденных детей в глазном яблоке образуется как бы такой валик, который может препятствовать развитию кровеносных сосудов: «Поэтому так часто проверяли зрение — поворачивали глазное яблоко в обратную сторону и через увеличительное стекло смотрели, как формируются кровеносные сосуды. Когда в августе доктор сказала, что все в порядке, мы были очень рады. В остальном развитие тоже шло хорошо, и мы поняли, что теперь дочке нужно только расти!»

Хотя в книгах написано, что около года выравнивается фактический возраст преждевременно рожденных детей со скорректированным, Айгарс говорит, что этого не было, но не было и никаких видимых отклонений от так называемых норм. И все же молодые родители, как теперь признает мужчина, чрезмерно сосредоточились на физических показателях развития. «У Ливы были массажи, гимнастика и много других мероприятий, из которых большая часть определенно не требовалась. Мы были одержимы ее физическим развитием. Казалось, что что-то обязательно нужно было делать, чтобы только способствовать развитию ребенка. Но надо было просто жить и радоваться тому, что есть», — признает он.

Уже в два с половиной года Лива стала детсадовцем, и девочка никаким образом не отличалась от своих ровесников. Как и потом, начав ходить в школу.

У Ливы были массажи, гимнастика и много других мероприятий, из которых большая часть определенно не требовалась. Мы были одержимы ее физическим развитием.

Спортивная барабанщица

Моцики, дзюдо, барабаны — это то, что характеризует Ливу. «Она всегда была активной, — говорит Айгарс, — мы всегда везде ездили вместе с ребенком отдыхать. В три года мы отвели Ливу в школу дзюдо, там она тренировалась восемь лет. Потом мы начали жить в Адажи, школу дзюдо тоже сменили, и здесь был такой интенсивный график соревнований, что Лива сказала: нет. Мне жаль, что так, потому что дочери хорошо давался этот вид спорта».

Ей давалась и игра на гитаре, которая является стихией девочки с малых лет. Надо сказать, что Лива с музыкой связана примерно с полутора лет, когда родители начали водить ее на занятия в музыкальной студии Orff. Теперь девочка — воспитанница школы игры на барабанах Анджея Граудса. Ее талантами могли насладиться все, кто четыре года назад принимал участие в состоявшемся в церкви Торнякалнса концерте, посвященном Дню недоношенных детей. И весной Лива окончит 9-й класс Адажской вальдорфской школы.

«Теперь у нас трое детей», — говорит Айгарс и рассказывает, что младшая дочь Тина в этом году начала ходить в школу, а сын Ральф — пятиклассник

Айгарс полушутя говорит, что более 15 лет назад высказанное неонатологом заключение «живучая» также сопровождало дочь все эти годы. «У Ливы есть своя строгая точка зрения на все, она неуступчивая, и я считаю, что именно эти черты характера помогали ей выкарабкаться, потому что никто другой не может помочь. Был только инкубатор, тепловая кровать, кофеин, и два раза дочери нужно было переливать кровь, так как анализы были не так хороши, как надо было. Я был донором, хотя у нас немного различается группа крови. Я помню, как тогда врач детской больницы отправила меня в Донорский центр, а там, узнав, что у нас с дочерью не одинаковая группа крови, медик устроила такой крик... Только после созвона с доктором детской больницы меня допустили как донора для своей дочери. Теперь, наверное, есть знающие специалисты, но в то время я уже привык, что все время надо быть настойчивым, со своим мнением. К сожалению, на курсах подготовки родителей также не рассказывают, что именно родители — это те, кто должен принимать главные решения в связи со своим ребенком», — подчеркивает Айгарс и добавляет, что эмоционально труднее всего было именно потому, что ты понимаешь — ты ничего не можешь поделать, чтобы ребенок быстрее начал самостоятельно дышать, прибавлял в весе или самостоятельно ел... «Можешь только радоваться каждому прожитому дню и смотреть, как ребенок растет и развивается», — говорит он.

Многодетная семья

«Теперь у нас трое детей», — говорит Айгарс и рассказывает, что младшая дочь Тина в этом году начала ходить в школу, а сын Ральф — пятиклассник. Все дети пары Лайзансов — воспитанники Адажской вальдорфской школы, потому что, как говорит их отец, «здесь у детей стимулируют интерес к учебе, а не заставляют что-то делать, потому что так надо». «Например, чтобы научиться чему-то из природы, они выходят и обсуждают то, что видят. И считать здесь начинают римскими цифрами, потому что наши пальцы и есть эти римские цифры и ребенку более понятна такая математика», — говорит мужчина.

Ральф тоже родился с помощью кесарева сечения, но парень весил больше четырех килограммов. В свою очередь, младшая дочь появилась на свет во время естественных родов.

«Когда мы приняли решение о третьем ребенке, все больше появлялось информации о домашних родах и родах вообще. Мы поняли, что нет медицинских оснований говорить о том, что после кесарева сечения нельзя рожать. Разрывы могут быть все равно. Конечно, после двух кесаревых естественные роды были большим испытанием, но я перерезал пуповину, когда она отпульсировала, и все остальное было прекрасно, — радуется Айгарс и еще раз подчеркивает, насколько важен именно первый контакт со своим ребенком: — Когда меня с только что родившимся Ральфом увели в отдельное помещение, пока ухаживали за женой после операции кесарева сечения, я по прошлому опыту сел в кресло, снял рубашку и взял сына в позу кенгуру себе на грудь. Вдвоем мы с сыном провели около двух часов, но в следующие четыре-пять лет именно я был персоной привязанности для сына — человеком, который мог его успокоить. Была очевидной та связь, которая формируется в первые часы после рождения, в контакте. Это очень важно — первый зрительный контакт, чувства...»