Молодые папы братья Леперсы: Ребенок — это совершенно новый сценарий, совершенно новая компьютерная игра

«У нас было тайное соглашение, о котором жены не знали», — смеясь, комментируют ситуацию, что у братьев дети родились с разницей в месяц, Оскар и Рихард Леперсы. Дочь Рихарда Одри родилась в мае, а сын Оскара Альберт — в июне. Мы ведем разговор, смеясь, и братья шутят друг о друге, и одновременно настолько чувствуется, как они горды быть папами и насколько большую ценность семья имеет в их жизни.

Оскар: Рихард, я помню твой телефонный звонок, помню, где мы были, когда я его получил. Наши обе жены уже были «глубоко» беременные, когда Рихард позвонил и сказал: «Слушай, мне надо что-то тебе сказать». Я отвечаю: «Мне тоже надо что-то тебе сказать. Говорим одновременно — на 3, 2, 1!» И мы оба одновременно сказали: «У меня будет ребенок!»

Рихард: Да, так и было.

Во время этого звонка вы догадывались о том, что скажет второй?

Рихард: Нет, я звонил, но не мог догадаться. Хотел сообщить ему новости.

Оскар: А я не дал тебе блеснуть. (Смеется.) Потому что у меня тоже была новость! Такая же новость.

Прибавление в семье для вас было запланированным?

Рихард: Да, однозначно — это планировалось примерно два года.

Оскар: Мы с Элиной вместе десять лет, и это казалось естественным, ожидаемым — огромная радость, что Альберт наконец-то заявил о себе и он у нас есть.

Можете ли вы поделиться, как вы себя чувствовали во время ожидания ребенка?

Оскар: Я признаюсь, что после родов эти девять месяцев ожидания как бы исчезли. Есть дата, момент, когда родился Альберт, и есть новое начало, и уже не так много думается о том, как это было, какие были ощущения.

Стресс во время беременности был. Я действительно был взволнован, как это будет, каким будет ребенок, какие будут роды. И, может быть, даже меньше волновался, как я с этим справлюсь, чем о процессе родов, который такой совершенно чужой и, кажется, это что-то сверхъестественное, хотя это самое естественное дело, какое бывает, — рождение ребенка. А то, что вроде бы из ничего появляется кто-то, кто тебе в один день улыбается, — это очень волшебно.

Есть и моменты, когда я говорю: я лучше сейчас с Альбертом, а не с вами поиграл бы в лазерный пейнтбол, мне дома есть что делать. До этого я был тем, кто говорил: почему он со мной не идет? Почему хочет остаться дома? С Оскаром ведь всегда классно!

Рихард: Я волновался из-за того, насколько беременная незащищенная, и так хорошо, что нам не надо перемещаться на трамвае или троллейбусе. Но все равно — какой-то пьяный дядя может наткнуться, мама может споткнуться, — все время хотелось Кристу каким-то образом поберечь, хотя я понимаю, что это не в моих силах; я не могу бегать везде с ней или поместить маму под купол. И это самое дикое — что ты ничего на самом деле не можешь сделать.

4 ФОТО

Oskars Lepers ar ģimeni

Вы во время беременности просвещались в отцовских делах? У вас это совпало со временем, когда очные занятия не проходили...

Оскар: Мы подключились к занятиям удаленно, старались получить какие-то знания. Но, например, от курсов хендлинга в таком виде особого смысла нет — нам сказали, чтобы мы взяли куклу, но единственное, что у нас дома ближе всего к младенцу, — это собака, и она в задании научиться брать ребенка на руки не помогает. (Смеемся.) Трудно сказать, возможно, Элине было бы легче, если бы были очные занятия и возможность встретиться с другими беременными.

Рихард: И моя жена уже в начале беременности смотрела разные блоги, советы мамочек, и я получал образование вместе с ней. Доверился, что из большого объема информации, которую она накопила, самое нужное она передаст мне.

Оскар: Конспект.

Рихард: Да, так и было! Одри родилась в Юрмале, в Булдурской больнице, там была очень приватная, приятная атмосфера. Там я и научился, как брать ребенка, правильно держать, и не отпускал сестричек, пока окончательно не понял, как правильно надо делать.

И как у вас прошел день родов?

Рихард: В последние недели беременности на съемочной площадке я держал включенным телефон, готовый бежать, если надо; я согласился сниматься только с таким условием — что смогу убежать, если начнутся роды. Но все уладилось, Одри позволила закончить работу полностью.

У нас было не как у многих. Думаю, Кристе повезло, но я сам вообще не понимал, что произошло. Когда около двенадцати ночи отошли воды, мы поехали в больницу. Нам там сказали, что мы можем идти спать — что-то может начаться около часов 5 утра. Мы пошли спать. В какой-то момент я проснулся от того, что жена в туалете начала кричать. Я открыл дверь и спросил: «У тебя все в порядке?» Лучший вопрос, наверное, нельзя задать. (Смеемся.) Она ответила, что сейчас надо быстро позвать сестричку. Это было около 1:00. Отправились на осмотр. Я подумал, что не буду мешать доктору смотреть, что там, похожу немного в сторонке. Никто не сказал, что мне делать, я думаю: здесь постою. Прошло пять, может, десять минут. Я слышал, что где-то кричат дети. Я стоял, ждал, что будет. Потом пришла сестра и сказала: «Поздравляю, папа, с дочерью!» Я сказал: «Спасибо, но когда будут роды?» Она: «Как? Ваш ребенок только что родился!» Я говорю: «Вы серьезно?» Я поворачиваюсь — и действительно, Одри уже у мамы на животе! Я хотел что-то сказать, но не смог издать ни звука. Была полная тишина. Только слезы в глазах. Так быстро это было.

Предложили перерезать и пуповину, но я оставил это доктору. Мне предложили отнести ребенка наверх в номер, и я это сделал.

Никогда в жизни я не ощущал такой любви, таких чувств, как сейчас, с Альбертом. Один из самых ярких моментов, которые иногда вспыхивают в памяти, когда какая-то усталость или трудно, — это первая улыбка, которую он посвятил мне сознательно.

Оскар: Мы живем совсем недалеко от Рижского роддома. Один вечер мы играли в Playstation...

Рихард: Вдвоем?

Оскар: Да, поэтому у Альберта второе имя — Плейстейшн. (Смеется.) Я нашел такую фантастическую игру, в которую нам нравилось играть вдвоем, и это был отличный способ отвлечь мысли от того, когда наконец начнутся роды. Мы играем, и в какой-то момент Элина говорит, что что-то происходит. Мы позвонили бабушке, она посоветовала пойти на осмотр в роддом — мы измерили, что это для нас 5-7 минут ходьбы, на машине не надо ехать. Пешком так и пошли, и нам сказали, что мы можем готовиться к родам, надо сходить за сумками. В тот день у нашей бабушки был день рождения, и мы пошли купить ей шампанское и торт и пришли назад в роддом. Бабушка была вызвана с празднования своего дня рождения — не могла поверить, что действительно начинается.

Рихард: Что она? Не смогла потусить?

Оскар: Не смогла ни потусить, ни поверить. (Смеемся.) Мы ждали, ждали — нас уже предупредили, что ребенок большой и может быть кесарево. Так и было. После пяти часов ожидания Элину отвезли в операционную. Это было каких полчаса. Очень странное ощущение, что ты остался один в палате, не понимаешь толком, что делать. А потом слышишь, что вдалеке кто-то кричит, и это твой. В момент операции я хотел присутствовать, но меня не пустили. Не знаю, чем я там мог бы помочь.

4 ФОТО

Rihards Lepers ar ģimeni

Просто быть вместе...

Оскар: Да, хотелось просто быть вместе. Но пуповину мне позволили перерезать, и я это сделал. У них очень острые ножницы! Очень!

Рихард: Если бы роды Одри были более долгими, я смеюсь, что я был бы тем парнем в кадре, о котором непонятно, что он там делает. Если есть кадр со сценой родов, то женщина — главная героиня, врачи — актеры второго плана, и тогда режиссер смотрит в кадре, что там есть еще какой-то парень, который смотрит направо, налево, что-то ковыряет. И тогда режиссер сказал бы: я все понимаю, а это кто? Он мешает процессу, скажите, чтобы отошел куда-нибудь в сторонку. (Смеемся.)

О Булдурской больнице я могу сказать только самое лучшее. Так как роды проходили во время ковида, все три дня никуда нельзя было ходить — это было утомительно. Кафе тоже было закрыто, все приносили. У вас в роддоме, наверно, кафе было открыто?

Оскар: Можно было ходить до входной двери — закажи еду в Wolt и сходи за ней.

Рихард: У нас бонусом были большие номера — как в гостинице люкс.

Во время ковида, идя за детской коляской, я как будто шел покупать контрабанду. В магазин колясок нельзя было ходить, это был запрещенный товар, — как будто дети больше ни у кого не рождались.

У меня трое детей, и выбор каждого имени казался особенно важным, ответственным событием — дать новому человеку имя. Как вы пришли к Альберту и Одри?

Оскар: Это ответственно! Я даже знаю вашу историю (говорит Рихарду).

Рихард: Как вы выбирали? Написали несколько на листочках и тянули? Я слышал, что так делают.

Оскар: У нас было совсем просто, это не был долгий процесс. Еще не зная пола ребенка, мы говорили об имени. Начали называть свои версии и вскоре оба назвали имя Альберт.

Рихард: С кем у вас это имя ассоциировалось?

Оскар: Очень классное, сильное имя, интернациональное, что нам тоже было важно. Это имя носили и многие исторические персонажи. Мы в своей жизни подумали о каких-то именах, которые нам запали, о людях, чьи имена называли.

Рихард: Ты встречал какого-нибудь Альберта, который показался тебе интересным?

Оскар: Мы с Альбертом Эйнштейном вместе работали в 1937 году. (Смеется.)

Рихард: Ты знаешь еще каких-нибудь Альбертов?

Оскар: Да, принц Альберт в Великобритании (1819–1861. — Авт.) помог расти британским предприятиям, был значимой личностью; в недавней истории был Эл Гор, который на самом деле Альберт Гор (Альберт Арнольд Гор, 1948. Вице-президент США, лауреат Нобелевской премии мира. — Авт.), Альбер Камю, который по существу тоже Альберт (Albert Camus, 1913–1960, французский писатель, философ, лауреат Нобелевской премии по литературе. — Авт.). Альбертов хватает! Еще Альберт Квиесис (третий президент Латвии, 1881–1944. — Авт.). Я не изучал значение имени, я в это не верю. Но слово благозвучно и созвучно с фамилией — Альберт Леперс.

Рихард: Мне как-то давно было ясно: если у меня будет дочь, я бы хотел, чтобы ее звали Одри. Есть несколько персонажей с этим именем, например обе актрисы — Одри Хепберн (британская актриса, 1923–1993. — Авт.) и Одри Тоту [1976, особую узнаваемость получила после главной роли в фильме режиссера Жана Пьера Жене «Амели». — Авт.). Но самый большой бонус был в том, что я в жизни никогда до этого не встречал ни одну Одри, мне было бы трудно отделить конкретного человека от имени — если назвать Зане, Илзе или Марта, сразу же в голову приходят конкретные люди, одноклассники, коллеги, учителя. Я так не хотел. Трудно связать все вместе, если у твоего ребенка имя твоей учительницы. (Смеется.) Я не знал ни одной Одри, и мне казалось очень красивым, что первой Одри, с которой я действительно буду знаком, будет моя дочь. Хотя одну маленькую Одри я все-таки встретил, когда учился серфингу, — ко мне подплыла маленькая девочка и сказала, что волну надо ловить быстрее. Девочка с длинными белыми волосами. Я спросил ее, как ее зовут, и она ответила: Одри. Приплыла такая маленькая русалка. Тогда и это мне показалось очень значимым.

Еще мне нравилось сочетание имени и фамилии. Я заметил, что фамилия Леперс, как и имя Одри, довольно широко распространена у художников французского происхождения. И как это звучит по-французски — Audrey Lépère… (Произносит на французском.)

Моей жене тоже очень понравилось это имя — нам даже не надо было об этом дискутировать. Она сказала: Одри — это очень красиво звучит. Мы подумали также, как назвать сына, но я не расскажу, — когда будет сын, тогда.

Оскар: Очень круто, если имя есть уже во время беременности. Мне кажется, что тогда в период беременности легче обращаться к ребенку — ты обращаешься по имени, хотя еще не знаешь, какой он будет, как будет выглядеть. Мы все время ждали Альберта, а не какого-нибудь неизвестного ребенка, и так к нему и обращались.

Вы были теми папами, которые с будущим малышом говорят уже во время беременности? В каком-то смысле это трудно — говорить с тем, кого еще не видишь и кто тебе не отвечает...

Оскар: Я работаю на радио (Star FM. — Авт.), поэтому для меня это было довольно просто. (Смеемся.) Я пытался, говорил, да. В исследованиях говорится, что узнавание голоса уже во время беременности имеет большое значение.

Рихард: Я еще и пел. Родилась одна песня для Одри. Для нее не были придуманы слова, только красиво звучала гитара и звуки. Когда мы последние дни ждали, когда Одри появится, я ей пел эту песню. Теперь, когда дочку надо укладывать спать и перед тем, как уснуть, она капризничает, у мамы есть свой метод, а у меня — свой. Я дочь укладываю и играю ту же песню, которую играл, когда она была в животе, — сначала Одри внимательно слушает, полная тишина, концентрируется на том, что я делаю. Как будто на концерте классической музыки, где изображают, что это мероприятие очень, очень интересует, но хочется «оторваться», однако надо стараться сохранить серьезное выражение лица. (Смеемся.) И тогда медленно, медленно она засыпает. Одри узнает тембр голоса, звуки гитары, вибрации — это она определенно очень хорошо чувствовала и в животе.

Вы уже можете видеть темпераменты своих детей?

Рихард: С трудом, но я бы хотел, чтобы у нее был не мой темперамент. (Смеемся.) Но да, это можно увидеть — по тому, как и что ребенок требует, как сражается, потому что хочет сидеть, какая у нее сила воли и как она к своей цели идет до конца. Я, наверное, сдался бы быстрее.

Оскар: У меня еще это ощущение «пока». Еще же только три месяца прошло. Каждый день приносит какой-то новый сюрприз, и неизвестно, что будет дальше. Пока Альберт очень улыбчивый, много спит; если так и останется, то супер.

Рихард: Это же два навыка, которые очень полезны в жизни, — улыбаться и спать. (Смеемся.)

Оскар: Да, с ними можно далеко пойти.

Вы выглядите такими очень классными, вдохновленными отцами! Есть ли у вас такой хороший пример с детства?

Рихард: Возможно, это воспитание и любовь, которые мы получили от наших родителей на протяжении всей своей жизни, а может быть, это зрелость. Я чувствую себя в таком возрасте, что эта роль — отца — это то, что сейчас должно происходить. Такой следующий шаг — как после школы пойти в вуз. Чтобы я мог передать дальше то, чему я научился до этого, — заботу, любовь, — и энергию я получаю и в ответ. По-моему, это происходит как-то естественно. Я не знаю, как в роли отца я вел бы себя в 20 лет. Мне кажется, этот этап после 30 — это такой классный этап, в котором можно ожидать ребенка, — мы его очень, очень ждали. Когда мы дождались, это был праздничный день.

Оскар: Тогда, когда ты чувствуешь себя намного лучше с собой, и в 20 лет ты не чувствуешь себя, потому что понимаешь, что многое еще хочется сделать, испытать, много хочется для себя, все время есть это «я»...

Рихард: Такое эго.

Оскар: Да, есть эго. Должно пройти известное время, когда ты понимаешь, что есть не только это «я». Тогда есть другой человек рядом с тобой, и есть «мы». А потом присоединяется маленький человек. Неправильно и плохо, если в этом всем начинаешь терять себя, начинаешь терять отношения и остается только и исключительно ребенок, и об этом мы с Элиной говорили — что нельзя только все об и около Альберта, но сейчас это так, потому что этого так хочется.

Рихард: Вначале так и должно быть — пока он сам ничего не может, должно быть только о и около ребенка.

Оскар: Мы с Элиной были вдвоем в кино, оставили Альберта с родителями Элины. Но после кино хочется поскорее бежать домой, хочется увидеть, что за эти два часа произошло с Альбертом.

Потому что это совершенно новый мир...

Оскар: Это И ЕСТЬ совершенно новый мир. Как сказал Рихард, ты идешь к этому, растешь для этого, это кажется самим собой разумеющимся, но когда ты входишь в этот мир, это совершенно новая компьютерная игра. Старые коды не подходят, совершенно другой джойстик. Но можно быстро пристреляться, хотя есть много неизвестного и так много сюрпризов. Самое интересное еще только начнется — когда речь пойдет о ценностях и о чем-то таком; пока это только забота.

Рихард: Я не могу дождаться, когда можно будет делать кукольный домик, с куклами играть и накрывать кофейный столик. Учитывая, что в моей профессии актера мы все еще это делаем, как будто играем, то я и дома с удовольствием поиграл бы.

Оскар: Отправлю Альберта к тебе, сможете пить воображаемый чай. (Смеемся.)

Рихард: Я жду этого этапа. Но сейчас я вижу, что Одри не может долго обойтись без мамы. Ей четыре месяца, и как-то мне ее доверили на полдня — со сдоенным молоком, я ее покормил, но чувствую, что мама Одри очень нужна. Иногда наоборот — начинает капризничать на коленях у мамы, беру я, и она успокаивается.

Можно ли сказать, что опыт и роли актера дали много и для роли отца?

Рихард: Думаю, что дали психологически — что ты можешь переключаться. Это примерно так: тебе приносят сценарий и говорят, что мы получили бюджет на новый фильм и завтра начинаем снимать. Я говорю: хорошо, только посмотрю на текст и что там есть. Я смотрю и понимаю, что эту роль долго ждал. Это, может быть, помогает психологически осознать, что да, я отец и мне нравится этот статус, мне нравится быть папой Одри. Но нельзя научиться тому, что твой партнер иногда может доставлять разные сюрпризы и не всегда слушает, как ты хочешь и представляешь себе.

Оскар: Он не получил сценарий!

Рихард: Ребенок как Микки Рурк — не читает сценарий, а импровизирует. (Смеемся.) И ты понимаешь, что в этом фильме этот актер важнее и надо работать с ним вместе.

Молодые мамы о детях много разговаривают; о каких папиных вещах разговариваете вы?

Оскар: В подготовительный период мы все время общались о том, какую информацию получили. Например, я очень углубился в исследование колясок. За месяц из человека, который ничего не знал о колясках, я стал профессионалом — у каждой коляски я знал слабые точки, вес, величину колес; такой странный процесс, что внезапно в жизни получаешь что-то такое. Дал конспект Рихарду, но он все равно купил другую. (Смеемся.)

Рихард: Нам были нужны немного другие критерии. Если говорить о колясках, я был тот парень, который сам ходит в клешах и о других, которые ходят в широких штанах, говорит: я никогда не буду носить широкие штаны! В самом начале мне нравились те классические кожаные коляски с большими колесами, думал, я никогда не возьму такую, у которой колесики поворачиваются. (Смеется.) Когда проанализировал, я сказал: безумие, я бы никогда не взял с этими большими колесами! Мое мнение абсолютно изменилось, я понял, что важен вес и другие критерии функциональности и что внешний вид остается только на третьем или четвертом месте. Поэтому мы много говорили, консультировались. Нам было важно гулять вдоль моря, по лесным дорогам. На семинаре по серфингу мы жили в дюнах — у маяка Акменьрагса, — мы со своей коляской, где не накатаны дороги, везде прекрасно ездили. И все лето мы жили у моря, знали, что все прогулки будут по песку, а не по рижским дорожкам, — а теперь мы снова в Риге.

Было не так легко добраться до нужной модели коляски, особенно во время ковида, когда, идя за детской коляской, я как будто шел покупать контрабанду. В магазин колясок нельзя было ходить, это был запрещенный товар, — как будто дети больше ни у кого не рождались. Но если покупать коляску, ее надо посмотреть «вживую», пощупать, попробовать сложить — ее нельзя купить по картинкам в интернете. Тогда нас в одном магазине повели через заднюю дверь, по-тихому. Исследовали мы, потом приходили следующие. Когда в помещении уже можно было находиться по одному, то сначала один из нас смотрел и говорил другому: попробуй коляску подвигать так. Захожу я, думаю: тихо, что именно она мне сказала? Выхожу обратно спросить. Так и ходили друг к другу.

Оскар: Я как эксперт по коляскам — так и пишите (смеемся) — могу сказать, что нет одной хорошей, правильной, универсальной коляски, ничего такого не существует. У каждого свои потребности, и надо понимать главные вещи, что ты хочешь. Для нас была важна функциональность, например вес, поэтому у нас одна из самых легких доступных колясок. Да, это был очень интересный исследовательский момент.

Говорят, что рождение ребенка может очень изменить человека; можете ли вы уже о себе это сказать?

Рихард: Думаю, что ребенок во мне еще многое изменит, но сейчас я нахожу моменты счастья, радость, находясь рядом с ребенком. Эта нежность, исходящая от ребенка, совершенно другая. Я бы не сказал, что полностью меня меняет, потому что казалось, что это связано — жизнь должна меняться, и она меняется, в таком хорошем смысле. Может быть, когда ребенок уже начнет вокруг бегать, я стану...

Оскар: ...Таким нервным. (Смеемся.)

Рихард: Слово «папа» придает такое чувство достоинства. Быть тем, кто приносит, радуется, заботится.

Я видела, что ты написал в «Инстаграме», что пробежал свой первый 21 километр в честь Одри...

Рихард: Да. Мне предложили бежать полумарафон, и тогда мне казалось, что медаль с числом 21 в этом 21-м году можно было бы приложить к реликвиям Одри — что в этом году папа пробежал 21 километр. В результате я на старте был так напуган! Тот первый километр я чуть не плакал, потому что казалось: а если я не пробегу и сломаюсь? Я был так эмоционален. Думал: хотя бы дойду до этой линии старта. В итоге пробежал очень хорошо; казалось, что это обещание — бежать для дочери — даст дополнительный стимул, в итоге наложило дополнительную ответственность. Оскар, между прочим, думает о коляске для бега.

Оскар: Да, мы все еще думаем о ее приобретении.

Каждый день, проведенный с ребенком, хочется сохранить как фотографию — поймать и пожить в нем дольше.

Что ты, Оскар, скажешь о переменах в жизни, которые принес Альберт?

Оскар: Никогда в жизни я не ощущал такой любви, таких чувств, как сейчас, с Альбертом. Один из самых ярких моментов, которые иногда вспыхивают в памяти, когда какая-то усталость или трудно, — это первая улыбка, которую он посвятил мне сознательно. Альберт был у меня на руках — я помню и обстановку, в которой мы были. Ничего такого в жизни до этого в свои 32 года я не испытывал. Это такое благословение! Это новые чувства, новые эмоции.

Самому же кажется, что я так сильно не меняюсь; другим со стороны определенно виднее. Это я тоже испытал на свадьбе одного друга. Раньше на свадьбе всегда был какой-то кружок родителей, где я присяду на минутку и быстро иду искать других собеседников, потому что рассказ о первой черной какашке меня не интересовал; казалось: почему мы здесь, на свадьбе, говорим об этом? После рождения Альберта я, мне кажется, на свадьбе своего друга был одним из главных инициаторов такого кружка — так (хлопает в ладоши), черная какашка! Делимся опытом! А потом замечаешь, что те, у кого нет детей, обходят наш кружок стороной, — и их, конечно, нельзя ни в чем упрекнуть. Да, есть такой момент, когда хочется поговорить с другими молодыми родителями или родителями вообще, слышать об опыте, делиться, черпать. Есть и моменты, когда я говорю: я лучше сейчас с Альбертом, а не с вами поиграл бы в лазерный пейнтбол, мне дома есть что делать. До этого я был тем, кто говорил: почему он со мной не идет? Почему хочет остаться дома? С Оскаром ведь всегда классно! (Смеемся.)

Рихард: Есть новое желание жить, так это можно назвать. Понимаешь, что ты кому-то очень нужен, что есть еще один человек, ради которого жить. Это, мне кажется, очень красиво.

Вы фантазируете, как будет дальше? В начале разговора, например, я услышала, что хотелось бы еще одного малыша...

Рихард: Сейчас тот момент, когда я больше радуюсь мгновениям, которые есть сейчас. Единственное, что я себе представлял, — что мы с дочерью будем играть в это чаепитие. В моей профессии принято — возлагать надежды на какой-то большой проект, пока договор не подписан, не надо.

Оскар: Когда я слышу, как родители навязывают своим детям свои не исполнившиеся мечты, кажется, что я этого избегу. Но, может быть, нет, может быть, и я буду думать: вот, это новый заместитель Угиса Думписа, будет главный инфектолог Альберт Леперс. Но сейчас я смотрю на него, и в этот момент нет даже мысли о том, кем он будет, каким он будет. Он есть сейчас, приносит большую радость, и я о нем забочусь.

Рихард: Они еще малыши, и ты не заставляешь малыша стать архитектором, актером, легкоатлетом. Дай ему прожить его жизнь малыша, позволяя быть королем или королевой этого момента.

Оскар: Когда разговариваешь с семьями, в которых уже есть следующие дети, они рассказывают: в тот момент, когда ребенок уже стал больше, тебе начинает не хватать маленького. Что скучают по этому ощущению маленького ребеночка, младенца. Когда я слышу эти истории, я понимаю, насколько важно оценить этот момент. Я уже сейчас вижу, как за несколько месяцев ребенок быстро растет, развивается и меняется. И понимаю, что это тот единственный день, когда можно это испытать. Завтра, может быть, уже начнет сидеть, послезавтра — ходить, и тогда... проблемы. (Смеемся.)

Рихард: Да, так интересно быть вместе с ребенком в процессе его подрастания.

Оскар: Каждый день, проведенный с ребенком, хочется сохранить как фотографию — поймать и пожить в нем дольше.