Министр образования Анита Муйжниеце рассказывает, как сама чувствовала себя в школьном возрасте, в роли мамы во время пандемии и какие планы теперь, в должности министра

Личная карточка

Имя, фамилия: Анита Муйжниеце.
День рождения: 27 ноября.
Занятия: министр образования и науки.
Образование: высшее образование по управлению бизнесом, степень бакалавра в педагогике, степень магистра в области образования.
Семья: замужем, трое детей.
Летом больше всего нравилось: теплые вечера у моря вместе с близкими.
Сейчас не хватает времени: для детей, прогулок с собакой в лесу.
Книга, которую рекомендует прочесть школьникам: Янис Клидзейс «Дитя человеческое» — посоветовала ее дочери, ей очень понравилось.
Книга, которую рекомендует прочесть родителям: Ричард Бах «Единственная».

Были ли при вступлении в должность министра какие-то конкретные вещи, в отношении которых казалось: да, за это я возьмусь, я хочу это сделать?
Первым делом совершенно определенно было вернуть детей в школу. В какой-то степени это и личное, потому что у меня самой трое детей — два первоклассника закончили первый класс; не знаю — они или я. (Улыбается.) Дочь закончила седьмой, в совершенно новой школе, гимназии. Для принятия решения с момента, когда меня пригласили на должность министра, до того момента, чтобы согласиться, было буквально несколько дней. И то, как прошел прошлый год, и понимание того, как это было трудно для родителей и детей и, думаю, для всех учителей, сыграло большую роль, чтобы я согласилась на должность. Вернуть детей в школу очень, очень важно.
Второе дело — еще до выдвижения кандидатом на выборы в Сейм одной из причин, по которой я попала в политику, были зарплаты учителей. Не столько размер зарплат, сколько разные мифы о профессии; мифы, в которых мы живем, — о том, сколько учитель зарабатывает или не зарабатывает, работает или не работает. Мне кажется, мне предоставлена возможность как упорядочить систему, так и добиться ясности, что мы понимаем под тем, кто такой учитель, что он делает и почему он делает.

Была ли когда-нибудь раньше такая мысль, что хотелось бы стать министром образования и науки? Учитывая ваше образование, которое все-таки о школе и около школы?
Когда-то я хотела быть учительницей и поступила в вуз, когда мне предложили стать учительницей, а не потому, что я думала о должности министра. В магистратуру я поступила, потому что меня интересуют и мне нравятся образовательные науки, и я хотела бы когда-нибудь поступить в докторантуру.

Я самый молодой министр образования в Латвии и самый молодой министр в этой отрасли и в Европе. Конечно, в части общества есть скептицизм — действительно ли для меня это подходящее время для такой должности?

И в тот момент, когда я сказала, что хочу быть в политике и быть кандидатом на выборах в Сейм, мне не пришла в голову мысль, что я могу быть и что у меня могут быть такие амбиции — стать министром. Но во время формирования правительства партия номинировала меня одним из кандидатов в министры, и, конечно, я должна была взвесить, могу я это или не могу, понимая, сколько мне лет (33 года. — Авт.) — я самый молодой министр образования в Латвии и самый молодой министр в этой отрасли и в Европе. Конечно, в части общества есть скептицизм — действительно ли для меня это подходящее время для такой должности? Время Covid-19 заставило меня задать себе вопрос: могу ли я лучше, получится ли у меня? Но я никогда не думала, что это случится в этом правительстве, — думала о будущем, потому что в последние годы эти амбиции появились.

Престиж профессии учителя в плохой ситуации, с этим я согласна. Но есть ли какие-нибудь идеи насчет последующих шагов, которые надо сделать в этой области?
Всегда во всех интервью и других форматах я говорю, что хочу поднять престиж профессии учителя. Есть разные процессы развития — когда путь идет вверх, а потом падает вниз, и тогда мы знаем, что гора снова пойдет вверх. Сейчас, по-моему, в сфере образования — не только в отношении престижа профессии учителя — мы в той точке, когда вот-вот пойдем вверх. Потому что у нас есть новое содержание образовательных компетентностей Skola2030, у нас есть замечательные новые, пересмотренные образовательные программы для учителей, мы очень работаем над изменениями — и в отношении зарплат, и над тем, как оценивать работу учителей, и над эффективизацией сети без насильственных методов, понимая, что маленькая школа не всегда плоха и не всегда будет хорошей. Мы находимся в точке, когда вот-вот будет свет, но еще темно, двери должны открыться, должны пройти по крайней мере первые три года в новом содержании, надо дождаться первых выпускников, родители должны почувствовать, что учитель — союзник. Я думаю, что вместе с этим и престиж учителей повысится.

У нас очень много чудесных преподавателей. Вопрос в том, что с таким учителем происходит, когда он попадает в среду, где нет достаточной поддержки, где директор не стоит стеной, не говорит: мой коллектив, моя команда! Даже если в нем есть какое-то слабое звено. Потому что все еще надо искать новые способы укрепления своего коллектива. Родители тоже разные. В моем трудовом опыте были и такие родители, которые полностью доверяют, и такие, которые нет. Образование — это чувствительная тема, потому что через него прошли все, и поэтому у всех есть свое мнение. И есть группа родителей, которые говорят: а в мое время было так и так, что этот новый учитель сейчас там делает? Вопрос — что делает директор в такой момент? Становится на сторону своего учителя, говоря, что доверяет тому, что делает педагог, или же отвечает: «Я поговорю с этим учителем, чтобы он больше так не делал»?

Из этого у меня вытекает вопрос: будет ли возвращение к идее о срочном договоре для директоров? Не кажется правильным, что есть директора, которые могут находиться на своей должности 30 и более лет...
Я думала о срочном договоре. С одной стороны, я поддерживаю ротацию директоров и срочные договоры; например, в Финляндии в виде проекта несколько школ взаимно ротировали директоров — у каждой школы были известные плюсы и минусы, директоров ротировали, пока все не уладили. Это можно делать, но вопрос — в какой момент? И могу ли я взять на себя и это, если мне на должности министра отведен один год (до следующих выборов в Сейм остался год. — Авт.)? Еще не знаю. Но очевидно, что директора в образовании — большой ключ.

Значит, дело директоров не положено под сукно и об этом думают?
Да, эти две исписанные страницы на стене (показывает на исписанные страницы) как раз о директорах.

Скажите, видите ли вы еще какую-нибудь вещь, которую вы могли бы назвать зубной болью латвийского образования? Такую, которая со сменой поколений и министров все еще не решена. Например, когда мы привели своего первого ребенка в 1-й класс, я была потрясена, как мало изменилось со времени, когда я сама ходила в школу. Например, отношение многих учителей к детям. Я ждала другой картины. Из этого у меня сложилось представление, что для родителей 1-й класс — чрезвычайно большой вызов — для родителей даже больше, чем для самого ребенка. Суметь ужиться с тем, что происходит в школе и что там не должно происходить...
У меня было такое счастье — работать в трех школах, с тремя директорами и именно с детьми из младших классов. Одна школа была супер — сейчас там учатся и мои дети. Занятия на улице, компетентность, дружественная, поддерживающая среда, всем не надо сидеть рядком, как гномики. А вторая школа, куда я приезжала раз в неделю учить первые классы, — для меня это было потрясением. Наружный фасад красивый и современный, все, что нужно. Но когда мы начали на уроках работать с детьми — да, наши уроки были громкими, увлекательными, мы смеялись, было весело и классно, — ворвалась классная воспитательница и сказала: «Так! Что здесь происходит? Тихо! Останетесь после уроков!» Это она сказала первому классу! Если руководство школы такое допускает, то это ненормально. Каждый коллектив в каком-то смысле зеркало директора — это как жениться (смеется), когда мы вступаем в брак с похожими на себя или с дополняющими нас людьми.

С министром образования и науки Анитой Муйжниеце беседовала руководитель латвийской организации родителей Mammamuntetiem.lv Инга Акментиня-Смилдзиня.

Зубная боль — это также упоминаемые мной мифы в связи с зарплатой учителей. Государство живет в мифах, родители живут в мифах. И сами учителя живут в ощущении, что о них не позаботились. Могу согласиться: да, на словах мы всегда выдвигаем образование как большой приоритет, а на деле — не всегда. И это больно. Наверное, ковиду надо сказать спасибо за то, что открыл глаза — хорошее образование стоит денег, и стоит много. Это неоценимая работа, которую учитель делает ежедневно. Мы решительно говорим, что реновируем здания, построим плавательные бассейны и современные спортивные залы, но все еще есть школы, где учитель сам покупает фломастеры. Вроде бы ничтожные вещи, но эти капли капают, а потом может показаться, что зарплаты маленькие (и это миф), родители будут недовольны, дети будут непослушными — ну что я туда пойду учить? Я — патриот профессии учителя — мне снова хочется сесть в школе и учить детей.
Главное, чтобы молодые учителя, входя в процесс образования, не боялись, — чтобы был рядом такой поддерживающий директор. Мы как общество такие, что нам трудно на кого-то положиться, поверить, что другой не с рогами и хвостом (смеется). Я всю жизнь буду благодарна своему первому директору, который позволил мне действовать. Когда в августе я пришла в класс, смотрю — помещение как в мое время. Тогда мы покрасили в разные цвета стулья, придумали, что столы можно не ставить в стандартные ряды. Это так живо зашло! Я получила поддержку — пусть молодая попробует! И, казалось, «потянулся» весь коллектив.

Расскажите немного, как у вас были дела в ковидный год — как вы в семье справлялись? Было ли маме-педагогу легче поддержать своих первоклассников, чем другим?
Эти трудности во время ковида у нас были как у всех — надо было не только поддерживать детей в учебе, но и самим успевать работать, сидеть в «зумах». Наш дом полностью не соответствует тому, чтобы трое детей и один взрослый работали и учились из дома, интернет полностью «не тянул». Потом еще надо было успеть в магазин заехать, приготовить поесть три раза в день — это было безумие для всех.

Да, у меня тоже много ошибок, особенно теперь, когда у дочери подростковый возраст, но есть одна вещь, которой я придерживаюсь со своими детьми и что советую делать другим: говорите со своими детьми!

Когда началась пандемия, мы созвали всех родителей — у нас небольшой класс, — вместе с классным воспитателем придумали свой ежедневный распорядок, договорились о достаточно гибком графике. Это очень облегчило жизнь. Первый класс в школе — это время, когда ребенок учится не читать, считать или познавать природу, а учится учиться. Теперь детям будет очень трудно возвращаться к очному обучению, потому что первоклассник научился учиться удаленно. Учиться в школьной среде он по-прежнему не умеет.
Если говорить о первоклассниках, то мне было легче потому, что я знаю, что учат во втором, третьем и следующих классах, — если в первом что-то не выучишь, то успеешь позже, даже если будет немного труднее. Хотя у меня все равно есть беспокойство, потому что один наш близнец очень хорошо читает, а другой практически не читает. У другого брата то же самое и со счетом, и в этом году они начинают ходить во второй класс. Я как педагог начальной школы не могла научить его этому. А сыновья на этом очень хорошо спекулируют, друг другу помогают.

Лиго — самый любимый праздник нашей семьи; в нем мы объединяем традиционное и современное.

Возможно, кажется, что самые большие трудности с младшими детьми. Но я скажу, что большие трудности и с подростками. Это был год, когда у ребенка, который привык на уроках слушать, углубляться, спрашивать, учиться с интересом, ничего этого не было. Подросток, которому по своему существу надо общаться, надо болтать, быть на людях, дружить, сидит в своей комнате. И он знает, что у мамы есть еще двое, которые ходят в первый класс, и еще работа. Зная это, даже не приходит ничего просить и засиживается так долго, что из комнаты уже не вытащить. Такое сумасшедшее время было, да.

Как вы думаете, сколько в этом учебном году удастся удержать детей в школе?
Министру здравоохранения и другим министрам правительства я говорю, что очное обучение в школах должно быть с 1 сентября по 31 мая, и никто не заставит меня отказаться от этого плана. Конечно, я не непонятливое существо и не витаю в облаках — в какой-то момент на две-три недели, если в классе кто-нибудь заболеет ковидом, будет удаленное обучение; если в стране будет локдаун, то и школу в какой-то момент придется закрыть. Я очень рада, что с министерством здравоохранения мы договорились о том, что школа будет последним местом, которое закроют. Потому что если все магазины открыты, а школа закрыта, это совершенно неприемлемо! Также школа будет первым, что откроется.
У меня ощущение, что у нас получится. Я думаю, что в правительстве все понимают — родители очень терпеливо молчали, и если еще один год уйдет в эту историю, то будет совершенно все равно насчет профсоюзных пикетов и всего остального; если клин сломается, государство может это не пережить.

Уже пять лет езда на мотоцикле — мое любимое занятие, этим летом, правда, для него не осталось столько времени, сколько хотелось бы.

Перед тем как прийти на разговор, я спросила у родителей, что бы хотелось спросить у нового министра. Одно было то, о чем вы только что рассказали, — о видении следующего учебного года. Второе, в свою очередь, из вашей личной жизни — в СМИ есть информация, что вы в свое время существенно изменили свою жизнь; много делали, чтобы ваша семья была совершенно другой, чем у вас в детстве. Что вы сделали?
То, что случилось со мной, — я дошла до края ущелья, где поняла: либо я сейчас падаю, либо нахожу какую-то силу для другой жизни. В каком-то интервью я сказала: наверное, если сидеть на диване и думать, что с завтрашнего дня у меня будет другая жизнь, это невозможно сделать. Я верю в науку, но в этом случае верю также, что какая-то внешняя сила позволила этому случиться — иначе я не знаю, как в 15 лет человек может принять такое жесткое решение. Может быть, это какое-то отчаяние, которое заставляет действовать. Наверное, надо достичь какой-то критической точки, где открываются глаза и надо выбирать — или-или.
Да, у меня тоже много ошибок, особенно теперь, когда у дочери подростковый возраст, но есть одна вещь, которой я придерживаюсь со своими детьми и что советую делать другим: говорите со своими детьми! Я сейчас стану эмоциональной (на глазах выступают слезы) — самое худшее, что может случиться, — перестать говорить со своим ребенком. Перестать спрашивать. Я тоже иногда не понимаю свою дочь. Тогда я сажусь подумать — с раннего детства у нас традиция взять паузу в момент, когда чувствуем, что не будет хорошо, когда можно сказать что-нибудь лишнее. И я тогда думаю: я так реагирую, потому что я через многое прошла, у меня есть опыт. Но этот ребенок же еще не знает. Родитель должен быть сильным, допускать, что ребенок может ошибаться, ему может быть больно, но, пока это не что-то непоправимое, надо позволить ребенку прожить самому. Главное — говорить, говорить и говорить со своим ребенком. Наверное, то, почему мне надо было дойти в своей жизни до известной точки, было из-за недостающих разговоров. Как дела? Хорошо. И каждый в свою комнату. У меня не было возможности спросить или сказать, как у меня дела.

Вы чувствовали себя заброшенным подростком?
О своей матери не хотелось бы вдаваться в детали. У нашей семьи было два этапа, и я в каком-то смысле понимаю, почему все произошло так, как произошло.
В раннем детстве мы жили в не вполне хорошей среде. Нет, там не было алкоголя, ничего такого. Но и для всех соседей это было нормально, что, например, вечером я получаю ремня. Но потом жизнь моей матери стала меняться — она вылезла оттуда. Мать начала строить свою карьеру, стала хорошо жить, у нас была хорошая ситуация в семье, я училась в хорошей школе. И запарки начались именно со сменой школы. Ты в новой среде, родителям надо зарабатывать деньги — и много денег, чем больше, тем лучше; надо и первую машину. И ребенок остается такой как бы вещью. Как я себя чувствовала? Не помню, как я чувствовала себя в начале перемен, но помню, что была такая точка, когда я поняла: совершенно все равно, например, что я не учусь (хотя я до этого очень хорошо училась). Все равно, что я один день не возвращаюсь домой, что я три дня не возвращаюсь домой. В голове подростка же всякие черти живут, и тогда я придумала: хорошо, тогда пусть идет «по-дурному»! А потом ты заходишь так далеко, что с родителем толком не разговариваешь несколько лет и он тоже уже не знает, как это возобновить. Когда он пытался это сделать, то я уже как подросток реагировала самыми острыми проявлениями. Блокировка происходила еще больше. Молчание, молчание.

Помню, что была такая точка, когда я поняла: совершенно все равно, например, что я не учусь. Все равно, что я один день не возвращаюсь домой, что я три дня не возвращаюсь домой. В голове подростка же всякие черти живут. 

Ребенок — это большая ответственность! Дочь у меня родилась в 19 лет. Я хотела этого и знала: это на всю жизнь, мы будем крепко вместе. Что бы ни происходило, какие бы неприятности ни случились, первый человек — это твоя мама, к которой можно прийти и просто рассказать, потому что вместе мы придумаем, что делать, — я это говорю своей дочери. Мне кажется, что очень важно дать ребенку это чувство, что так можно прийти. Это вроде бы простые вещи в воспитании ребенка, но о них можно забыть, особенно теперь, во время усталости от ковида. Ребенку надо чувствовать, что ты рядом, что каждый день и мама, и папа находят для него время.
Однажды была такая ситуация, когда дочь сказала мне: мне хочется поговорить с кем-то, но... не с тобой. Мы очень открыто можем обо всем говорить, и она беспокоилась, как это будет — рассказать другому. Я подбодрила. И во мне тоже проснулся чертик, который ерзал: что она сейчас пойдет там рассказывать? Что-то, наверное, обо мне. Но я сказала, чтобы шла говорить. Мы обе пошли в Центр ресурсов для подростков, поговорили. Она получила свои ответы, а я — свои. Мы получили свое спокойствие, что все в порядке. Это очень важно, потому что и родитель боится ошибиться. Если бы родители могли отбросить свои страхи попросить совета! Можно пойти к семейному психологу, спросить, нормально ли то, как я себя чувствую и как делаю.

Что вообще говорит семья о маме-министре? Я представляю, что для подростка это может быть дикое приключение — открыть интернет и прочитать комментарии о маме...
Когда я пошла в Сейм, я думаю, что ни я, ни мой муж не понимали, на что мы подписываемся. Муж меня очень поддерживает — без него, кажется, я бы не смогла это выдержать. Есть и поддержка, и понимание того, что это означает, — что надо работать и по субботам и воскресеньям, и по вечерам рабочих дней тебя физически нет.
В свою очередь, перед министерством мы договорились, что никто — ни мой муж, ни дочь — никаких комментариев обо мне не читают. Я сказала: пожалуйста, пожалуйста, нет. Дома мы стараемся о политике много не говорить, но не получается — дочь чудесным образом интересуют политические процессы, чего я не могла бы сказать о себе в 14 лет. У нее формируется и своя политическая точка зрения.
У дочери хорошая интернет-гигиена. До 13 лет, как это предусматривается политикой этих сайтов, я не разрешала ни «Фейсбук», ни «Твиттер», ни «Инстаграм». Теперь у нее все это есть — «Фейсбук», правда, признала никуда не годным. (Смеется.) Но «Твиттер» охотно читает, и это ее интересует, в свою очередь, если говорить об «Инстаграме», мы договорились, что моя должность все-таки требует немного подумать, какие фотографии можно публиковать.

А самой тоже удается не читать комментарии в интернете?
В первые недели я не читала комментарии, потому что знала, что будут разные мнения. Теперь перечитываю, но меня не цепляют грубости и глупости — я их пропускаю мимо и не реагирую. Однако другие комментарии читаю с большим интересом, потому что и в жизни у меня такой принцип — каждую критику, если она с аргументацией, надо выслушать. Мне интересно, что люди думают, и мне не трудно от этого. Возможно, в этом помог опыт Сейма, потому что все время я жила в кругу дебатов, слушая мнение оппозиции. Каждому полезно посмотреть на то, что он может сделать лучше.

Этим летом я впервые была в роли посаженной матери, насладилась каждой минутой этого особенного дня!

Еще я хотела спросить о вашем педагогическом опыте. Я понимаю, что он не был очень долгим...
В средней школе я сказала воспитательнице, что хотела бы быть учительницей — одноклассники всегда говорили, что у меня хорошо получается объяснять. Потом это забылось; я начала работать в аудиторской фирме, в гостинице, потом сделала свое небольшое предприятие, которое было связано с присмотром за детьми и решением вопросов с очередями в детские сады. Когда дочке надо было идти в первый класс и только что родились близнецы, меня пригласил директор местной школы — у них не хватало учительницы английского языка; он знал, что у меня хорошее знание английского. Я сказала: почему бы нет? Мне это интересно, нравится, работа возле дома. Поступила на педагогический факультет. В сентябре, когда началась учеба, я поняла: с ума сойти, куда я ввязалась! Как мне научить их чему-то? Думаю: бедные дети! Ведь что студент, который еще не был ни на одной лекции, может понимать? В целом я не поддерживаю то, что студенты педагогики сразу могут идти работать. В моем случае у меня уже был опыт работы, а также образование по управлению, которое для учителя полезно. Также у меня была отличная ситуация в том смысле, что я всегда могла консультироваться со своими преподавателями. Я училась у профессионалов с большой буквы, например у Линды Даниелы, Риты Скары-Минцане, Лилиты Линде. В это время — в школе я проработала пять лет — я сама очень выросла, как учительница я выросла вместе со своими школьниками. В то время для иностранных языков началась апробация Skola2030 — учеба с другим подходом, — и я почувствовала, что могу дать коллегам и что-то из своего опыта. Мы участвовали во многих проектах, создали клуб дебатов. Прекрасное время. Я была учительницей английского языка с 1-го по 9-й класс. Полученный опыт теперь очень полезен — для министра ценно, что ты побывал на всех сторонах.

В заключение я хотела попросить о пожелании школьникам, учителям и семьям...
Школьникам желаю насладиться всем временем очного обучения. Прочувствуйте школу как место, где можно не только получать знания, но и учиться многому другому, что в жизни пригодится! Учителям — отдать себя! В этом году ковид не исчезнет, поэтому будут затруднения (однако определенно будет легче, чем в прошлом году!). Отдаем себя и не забываем, что все, что мы делаем, — это для детей. В свое время я своему директору сказала: если есть хотя бы один ученик, в жизни которого я могу что-то изменить — может, не научить английскому, а посидеть и поговорить, — то стоит приходить на работу. Учитель в школе должен быть тем человеком, к которому ребенок может прийти и почувствовать, что он тоже нужен в школе. Мы рядом! Родителям, в свою очередь, желаю: будьте понимающими, особенно с учителями, которые устали так же, как и вы, и не ждите от детей самых высоких результатов. Доверьтесь тому, что учитель — профессионал, что он знает, что делать, и одновременно допускайте, что и учитель может ошибаться. Дадим учителям делать свою работу.