Неразделимый тандем — ребенок и экранное устройство

На дискуссию о том, какие риски и также выигрыши высветило это время, мы пригласили профессора Латвийского университета, психолога Байбу Мартинсоне, декана факультета педагогики, психологии и искусства Латвийского университета профессора Линду Даниелу и руководителя Детской психиатрической клиники Детской клинической университетской больницы, детского психиатра Никиту Безбородова.

Исследования свидетельствуют, что большая часть детей впервые начинает самостоятельно работать с экранными устройствами уже в возрасте 11 месяцев. Об этом говорится достаточно много, что младенцам предлагать гаджеты нежелательно. Что стоит знать об этом родителям и можно ли упомянуть уже определенный возраст, когда использование технологий для ребенка является приемлемым?

Никита Безбородов: Это сложный вопрос, потому что и в профессиональной литературе за последние годы разные утверждения изменились. Однако, если мы учитываем особенности процесса когнитивного развития ребенка и созревания мозга, использование экранных устройств не рекомендуется до двух лет. Это потому, что ребенок не воспринимает содержание экрана, это никак не способствует его развитию. Время, проведенное у экранов, — потерянное время, которое ребенок мог бы посвятить развивающим его мероприятиям.

Исследования показывают, что, в свою очередь, с двухлетнего возраста использование экранных устройств может способствовать развитию ребенка, при условии, что потребляемое содержание создано целенаправленно, чтобы просвещать ребенка, оно является соответствующим возрасту и интерактивным. Еще важно, чтобы маленький ребенок потреблял содержание экранных устройств вместе со взрослым, который может объяснить происходящее на экране и таким образом стимулировать также языковое развитие ребенка. Таким образом, все решает вопрос, с какой целью ребенку экранные устройства дают. Если они используются для регулирования эмоций ребенка, например ему дают смартфон в моменты, когда ребенок расстроен, то так он не тренирует способность регулировать свои эмоции, и это, конечно, может оказать дальнейшее влияние на его развитие.

Исследования показывают, что, в свою очередь, с двухлетнего возраста использование экранных устройств может способствовать развитию ребенка, при условии, что потребляемое содержание создано целенаправленно, чтобы просвещать ребенка, оно является соответствующим возрасту и интерактивным.

Байба Мартинсоне: В раннем развитии ребенка есть несколько важных сенситивных периодов, когда важно содействовать определенным способностям. Один из них — физическая саморегуляция, которая создает основу для дальнейшей эмоциональной саморегуляции. Это фундаментально важно. К сожалению, разговаривая с родителями детей на консультациях и спрашивая, какое у них утро, когда ребенок собирается в детский сад, приходится слышать истории: отец вынимает ребенка из кровати, уносит в большую комнату, где включает телевизор, и, пока малыш смотрит анимационный фильм, его одевают, а мама толкает в рот еду. При такой повседневной рутине саморегуляция ребенка не развивается, скорее, тормозится. Ребенок не знает, что ест, хочет ли вообще есть, нравится ли ему еда, возникло ли уже ощущение сытости. Поэтому это очень важный вопрос: почему родители предлагают ребенку экран?

Есть ли исключительные ситуации, когда мы все же можем дать экран и маленькому ребенку?

Б. М.: Это действительно могут быть отдельные ситуации, например мама с двухлеткой и младенцем пошла к врачу. Чтобы двухлетка 15 минут был спокойным, пока мама с врачом обсуждает вопросы о развитии младенца, она дает ребенку что-то посмотреть на экране. Но это определенно не должно стать приемом воспитания ребенка или способом ребенка «выключить», чтобы родители могли дольше поспать по утрам в выходные или днем заняться своими делами. Если маленьких детей регулярно сажают к экранным устройствам, это в долгосрочной перспективе тормозит не только саморегуляцию эмоций, но и развитие воображения, устойчивость внимания, способность самостоятельно себя занять, находить что-то интересное, взаимодействовать с окружающей средой. Позже эти дети, приходя в гости на юбилей другого ребенка, уже через некоторое время говорят: «Здесь нечего делать, мне скучно!» Чтобы этим детям было интересно, необходимо нанимать фирмы, которые организуют аттракционы, потому что они могут развлекать и удерживать их внимание.
 

Линда Даниела: Байба упомянула хороший пример того, что родители в семье с помощью экранных устройств развлекают детей, а когда дети подрастают, они ждут того же и от учителя: что он непрерывно будет что-то делать, чтобы привлечь внимание молодых людей. Этот аспект надо учитывать и перестать смотреть на цифровую среду только как на развлечение.

Уже сейчас произошел существенный поворотный момент. 25 марта был утвержден 25-й комментарий к Конвенции ООН по правам детей. И он предусматривает, что нам нужно обеспечить детям доступ к цифровой среде. Для этой цели разработаны специфические принципы, какими должны быть доступные для детей материалы, которые будут способствовать их способности концентрироваться, анализировать, получать новые знания. Мы никуда не убежим от того, что цифровой мир развивается, и это не надо драматизировать. Мы же знаем из истории, когда началось производство, многие тоже говорили об ужасах, которые оно принесет миру. Также были времена, когда люди считали, что книги с картинками сделают детей глупыми. Мы должны сами понимать, как развивается мир, и помочь своим детям правильными материалами и развивающими играми в него включиться.

Однако до этого, находя в интернете какой-то соответствующий возрасту ребенка материал, родителю надо было постоянно быть рядом из-за выпрыгивающей на экран рекламы и изменения содержания...

Л. Д.: В упомянутом 25-м комментарии Конвенции ООН по правам детей сказано, что цифровая среда, доступная для детей, должна быть обеспечена свободной от коммерции и неподходящего для ребенка содержания. Этот вопрос актуализирован, но еще не известно, как это чисто технически будет решено.

Есть ли у вас рекомендации для родителей, как уже в раннем возрасте помочь ребенку формировать здоровые привычки использования экранных устройств?

Б. М.: У родителей в этом вопросе центральная роль. Когда ребенок начинает пользоваться каким-либо экранным устройством, у него уже должны быть четкие правила, которых также последовательно надо придерживаться. Исследования доказывают, что именно непоследовательный подход к воспитанию, а также железные запреты напрямую усиливают компульсивное использование интернета ребенком. В свою очередь, ясные правила, позитивное взаимодействие родителя и ребенка — это как защитный фактор, который направляет вещи в правильное русло. Если посмотреть шире, то роль родителей в целом может быть основана на трех центральных китах: первый — любовь, второй — присмотр и третий — хороший образец.

Важно, чтобы родители самостоятельно проанализировали свои привычки пользования смарт-устройствами. Смотрю ли я в телефон, когда завтракаю, и в те моменты, когда ребенок пытается что-то сказать, продолжаю ли смотреть на экран? Включен ли в нашей семье уже с утра телевизор и работает ли он весь день в фоновом режиме? Работает ли телевизор как фон также в моменты, когда мы принимаем дома гостей? Если так, то надо думать, остается ли время и пространство для разговоров и взаимодействия.
 

Л. Д.: Чрезвычайно важно также содержание, которое предлагается ребенку на экранах. На них ребенок тоже может учиться, например буквам.

Чисто технической рекомендацией было бы уделить внимание тому, сколько, например, в одном материале образов, не противоречивы ли они. Если мы хотим, чтобы ребенок проводил время у экрана с целью обучения, то важно следить, чтобы в материалах было как можно меньше деталей, которые могут отвлечь его внимание. Чем меньше ребенок, тем медленнее должна быть и смена содержания. Но, конечно, насколько бы хорошим и развивающим ни был материал, доступный в цифровой среде, маленькие дети у экранов не могут проводить неограниченное время.

Н. Б.: И поэтому очень важен вопрос об альтернативах. В возрасте до пяти лет дети, которым предлагаются альтернативы, охотно выбирают делать и что-то другое. Но если длительное пребывание у экранов формируется уже как стереотип поведения, то альтернативы больше не смогут так его заинтересовать.

Каково допустимое время, проводимое за смарт-устройствами, для детей дошкольного возраста?

Н. Б.: Еще в 2013 году Американская ассоциация педиатров упомянула конкретное время — до пятилетнего возраста дети могут проводить у экранов один час. Однако это допустимое время постоянно растет, и в последние годы рекомендаций больше нет — мир изменился. Жизнь идет вперед, и ясно, что пути назад нет. Поэтому я бы сказал, что важнее, чем время, проведенное у экранов, их содержание, которое потребляется.

Раньше ученые говорили также о влиянии синего света, излучаемого экранными устройствами, на сон. Однако последние большие исследования показывают, что синий свет не имеет такого большого значения, как то, что ребенок смотрит на экране. Проблема в том, что содержание, которое одного ребенка успокаивает, может быть стимулирующим для другого. Таким образом, никто не может дать универсальных рекомендаций.

Одно все же следует учитывать: если ребенку дан неконтролируемый доступ к экранным устройствам, он будет проводить во сне меньше часов. Поэтому определенные родителями границы важны.

Я также согласен с ранее сказанным — дети учатся на примере родителей, поэтому важен вопрос о привычках использования экранов дома. Если родители хотят помочь ребенку регулировать время, проведенное у экранов, необходимо соблюдать правила, которые относятся ко всем. Например, во время совместной трапезы телефонами не пользуются и родители. Это доказано — чем больше в семье пользуются экранными приборами, тем менее качественным является социальное взаимодействие.

Вы упомянули, что, используя экранные приборы, важно следить за тем, чтобы содержание, потребляемое маленьким ребенком, было как можно медленнее. Почему это важно?

Б. М.: За быстрым, очень стимулирующим содержанием ребенок не может уследить. Такое содержание удерживает только невольное внимание ребенка без контроля его собственной воли, к тому же это может вызвать и сверхстимуляцию. Для этого даже не нужны экранные устройства: если перед младенцем трясут погремушку и звонят в колокольчики, это тоже может вызвать сверхстимуляцию и «отключение» ребенка, когда он перестает реагировать на происходящее. На экранах маленьким детям нужен спокойный поток сюжета, чтобы малыш в рамках своих интеллектуальных способностей мог следить за происходящим, удерживать внимание и с помощью повторений уложить в долговременную память. Такое содержание помогает ребенку не оставаться только на уровне яркого восприятия.

Речь не идет о том, что от экранов следует отказаться, но ими надо пользоваться ответственно. Хочу упомянуть о межгосударственном исследовании Тайваня и Балтии. Оно показало, что в такой технологически развитой стране, как Тайвань, всего у 25 % детей в начальной школе были свои смартфоны. Напротив, в Латвии и Литве свой смартфон был у 88–94 % детей такого же возраста. Речь не о том, что родители в Тайване не могли бы позволить себе приобрести своим отпрыскам смартфоны, они просто осознают риски и более сознательно регулируют использование интеллектуальных устройств, потому что в этой стране есть длительный опыт в связи с высоким развитием технологий.

Мы немало слышали о ситуациях, когда дети уже рано ловко учатся пользоваться экранными устройствами для развлечения, но с началом школы не умеют использовать их в учебном процессе...

Л. Д.: В свое время в одной научно-популярной публикации американский специалист по цифровому образованию Марк Пренски ввел термин «цифровые граждане». Он считал, что младшее поколение уже родилось с цифровыми навыками. И многие эту идею некритично приняли и думают, что нашим детям цифровым навыкам учиться не нужно. Наука опровергла это предположение: чтобы ребенок учился, ему прежде всего нужно научиться учиться. И если для учебных целей мы хотим использовать цифровые устройства, мы должны помочь детям и освоить технические навыки, и показать способы поиска и анализа полученной информации.

В этом вопросе мы возвращаемся к ранее сказанному: если у ребенка была возможность пользоваться экранными устройствами неконтролируемо, у него не развита устойчивость внимания. И это даже не зависит от желания ребенка, так просто происходит. Если мы на учебный процесс смотрим с педагогической точки зрения, то мы знаем, как это происходит: прежде всего мы чему-то учимся механически, а затем складываем вместе информационные единицы и тогда начинаем их анализировать, понимать и формировать знания. Если ребенок раньше удерживал только невольное внимание, которое не требовало способности фокусироваться, он не помнит единиц информации, которые после этого можно было бы проанализировать. Поэтому так важно, чтобы на экранах мы предлагали детям хорошие образовательные материалы.

За быстрым, очень стимулирующим содержанием ребенок не может уследить. Такое содержание удерживает только невольное внимание ребенка без контроля его собственной воли, к тому же это может вызвать и сверхстимуляцию. 

Недавно на телевидении я увидела тревожный сюжет о том, что во время удаленной учебы у пятой части школьников наблюдают стремительный спад успеваемости. Что может быть основными причинами этого?

Л. Д.: Исследования, проведенные во время удаленного обучения, показывают, что все хорошо идет у тех детей, которым родители могли и обеспечить место, где учиться, и предоставить технику и интернет, и помогали освоить навыки использования интеллектуальных устройств. Учеба не так хорошо идет у тех, кому не хватало поддерживающей социальной среды.

Б. М.: Удаленное обучение фундаментально заставило учителей изменить свой подход. Во время первого чрезвычайного положения было проведено объемное исследование о том, что помогает педагогам быть эффективными, и решающим оказалось именно планирование и разделение работ. То есть не учителя классов A, B, C и D все готовят и проводят один и тот же урок, затем раздают и собирают рабочие листы, а затем их исправляют, а учителя между собой сотрудничают. Тот, кто лучше чувствует себя на онлайн-уроках, ведет их для всех школьников, а другие учителя работают с меньшими группами, дают индивидуальные консультации, исправляют работы детей.

Еще одной причиной падения успеваемости может быть и то, что поначалу была попытка перенести очный процесс обучения на удаленный. Педагоги присылали детям рабочие листы, но, не получив их обратно заполненными, алгоритм не меняли — продолжали посылать следующие задания и ставить плохие оценки за невыполнение, как будто это могло мотивировать детей. По существу, как только такой затор возник, нужно было искать решение, но часто этого не происходило, так как и педагоги еще только адаптировались к новой ситуации и были загружены. В результате страдала эффективность учебного процесса.

И еще одна причина: в удаленном учебном процессе детям в основном нужно было только читать и писать. Если это не было сильной стороной ребенка, то без дополнительной поддержки трудности усилились и мотивация к учебе уменьшилась.

Н. Б.: Я согласен со всем вышесказанным. Если мы анализируем другие причины, я бы сказал, что у маленьких детей успехи напрямую зависели от ситуации в их семье. Потому что у некоторых пациентов, особенно во время первой волны пандемии, психическое здоровье и успехи быстро улучшились именно потому, что дети могли много времени проводить дома со своими родителями. Конечно, это было при условии, что у родителей было достаточно ресурсов, чтобы поддержать ребенка. И наоборот, если ребенок дома поддержки не получил, оно значительно ухудшилось.

А как насчет потребности подростков в прямых контактах со сверстниками? Могут ли экранные устройства вообще компенсировать это?

Н. Б.: Удаленная коммуникация полностью не компенсирует прямой контакт, и, пребывая весь день в онлайне, мы устаем быстрее. Это связано с тем, что наш мозг неосознанно и автоматически анализирует передаваемые другими людьми невербальные сигналы — выражение лица, взгляд, жестикуляцию, позы тела. На плоской картинке экрана большая часть невербальных сигналов исчезает, но наш мозг лихорадочно пытается найти их и все-таки зафиксировать, и это, в свою очередь, потребляет много энергии.

Если говорить о молодых людях, существует гипотеза, что успеваемость в школе напрямую зависит от их эмоционального самочувствия. А мы знаем, что во время пандемии выросло количество расстройств, связанных со стрессом, — депрессия, тревога. И в отличие от маленьких детей, у подростков, какой бы функциональной ни была их семья, она уже не может компенсировать все, что необходимо подростку. Одной из задач этого возраста является отделение от семьи, формирование своей идентичности, которое первоначально происходит через принадлежность к какой-либо группе. Только чувствуя себя как часть большего круга людей, со временем подросток начинает формировать свою индивидуальную идентичность. В условиях пандемии не хватает возможности общаться со сверстниками, проводить с ними время. И еще — подростку важно, чтобы у него был хотя бы один взрослый, которому он не безразличен, к которому можно обратиться, чтобы получить поддержку. Не у всех подростков это родители. Семейные ситуации разные, и иногда бывает так, что родители — это именно часть проблемы. Но в условиях пандемии молодые люди, которые уже раньше были в группе риска, потеряли возможность получить поддержку. И ясно, что молодому человеку, который испытывает депрессию, тревогу и плохое настроение, труднее сосредоточиться на учебе.

Л. Д.: В продолжение этого вопроса: Всемирный банк смоделировал возможные риски для будущего, вызванные пандемией. Один из них — она финансово больше всего бьет по семьям, которым уже было нелегко, и это может привести к ситуации, когда часть молодых людей решает бросить среднюю школу и высшее учебное заведение, чтобы работать на оплачиваемой работе. В долгосрочной перспективе это может негативно повлиять на общество в целом — мы можем потерять выдающиеся умы.

В свою очередь, если мы говорим о цифровых возможностях, которые показал год удаленной учебы, что было бы желательно сохранить и в то время, когда школьники смогут вернуться на школьную скамью?

Л. Д.: Удаленный учебный процесс показал много хороших вещей, которые обязательно надо было бы использовать в будущем. Например, мы знаем, что во многих школах не хватает учителей и тогда учебные заведения пытаются что-то выровнять: физике начинает учить преподаватель другого предмета. Удаленный учебный формат обеспечил бы, чтобы один учитель физики мог вести уроки для большего количества школьников. Также есть дети, которые из-за длительной болезни не могут посещать школу лично. Возможность регулярно подключаться к учебному процессу удаленно была бы эффективнее, чем то, что учитель к ребенку приходит только раз в неделю и пытается помочь освоить учебные предметы.

Есть родители, которые из-за работы периодически живут в других странах, и тогда вопрос: что происходит с ребенком — он остается с дедушками и бабушками или отправляется с родителями и учится удаленно? Возможность учиться дистанционно уже несколько лет используют и дети из тех семей, которые живут в Швейцарии, Австрии, Германии. Потому что в этих странах уже на раннем этапе разделяется, каким детям больше подходит выполнение практических работ и каким рекомендуется получить высшее образование. Это, конечно, никто открыто не признает, но реальные рассказы свидетельствуют о скрытой дискриминации: нередко дети наших семей включаются в те школьные учебные потоки, которые предусмотрены для исполнителей практических работ, — это дети, которые вырастут и будут работать на фабриках, в ремонтных мастерских и т.д. Благодаря новым возможностям эти дети могут посещать местную школу очно и одновременно среднюю школу с дистанционным обучением в Латвии, диплом которой не закроет им возможность получить и высшее образование.

И еще важно также признать, что цифровые устройства помогают нам получить доступ к огромным знаниям. То, что знает учитель, простите, это знания в рамках одной головы, а в интернете доступ к информации намного шире. Если мы учим ребенка ее анализировать и понимать, это большой выигрыш.

Давайте вернемся к удаленному учебному процессу! Неврологи подчеркивают, что наш мозг работает в режиме экономии энергии — если мы что-то можем не делать, мы не делаем. Уже сейчас замечено, что при выполнении проверочных работ школьники научились обходить систему и обмениваться между собой правильными ответами. Кроме того, часть школьников во время уроков не заставляют себя вылезать из постели, а учатся там же и в пижаме. Может ли жизнь в самопотоке повлиять на процессы мозга в долгосрочной перспективе?

Л. Д.: Я не хочу драматизировать, дети во все времена — это дети. Например, когда я была школьницей и мне не хотелось учиться, я вложила в учебник свою книгу, которую читала, и переключилась на нее. Когда мама приходила посмотреть, что я делаю, она видела меня с учебником в руках! Теперь дети делают то же самое, они просто используют другие способы слегка обмануть систему — это нормальный процесс взросления. Наша задача — попытаться заинтересовать их инновационными педагогическими методами, хитростью взрослых, чтобы они все же хотели учиться. И в этом смысле у нас долгий путь, потому что, например, мы со студентами создаем образовательные игры для детей, и, знаете, это нелегко. Там есть и технические вызовы, и испытания знаний. Но решения нужно искать.

Б. М.: Удаленное обучение выделило такие приоритеты, о которых мы раньше особо не думали. Первый — насколько чрезвычайно важную роль в процессе обучения играют отношения. Хорошие отношения с учителем вообще первичны, чтобы ребенок слушал и сотрудничал. Те учителя, которые посвящали время поддержанию хороших отношений с детьми, были более эффективны и в удаленном учебном процессе. Да, были учителя, которые жаловались, что дети подключаются к уроку, одетые в пижамы и с растрепанными волосами, но... вспомним о приоритетах — если главное то, что ребенок к уроку подключается, то не надо критиковать его за то, что он в пижаме. Можно дать ребенку положительную обратную связь и похвалить его за то, что он не пропускает уроки, а не критиковать за неряшливость, а потом говорить, что у ребенка нет мотивации учиться.

От самих учеников прозвучало мнение, что трудно поддерживать мотивацию, если урок неинтересен. Во время очного обучения в школах мы этого в достаточной степени не осознавали, потому что, когда дети сидят в классе, им просто некуда бежать. Но когда они дома и им доступно несколько экранных устройств, по которым можно свободно перемещаться, появляется выбор. И ты не можешь у подростка их отнять, потому что цифровые устройства были возможностью поддерживать контакты со сверстниками. Если ты скажешь подростку, что он не может неделю пользоваться телефоном, то это точно так же, как сказать, что он неделю не может пользоваться левой ноздрей: это не экстра, это как часть идентичности.

Н. Б.: Отвечая на вопрос о мозговых процессах, я могу сказать, что хорошая новость в том, что мы очень адаптивный вид: мы можем приспособиться и выжить в разных условиях, и это связано с тем, что наш мозг пластичен.

Зная это, надо учитывать, что мозг детей в течение последнего года адаптировался и тренировались другие навыки, чем при очном обучении, но не думаю, что это надо оценивать негативно. Пластика мозга работает в обе стороны: сейчас тренируются одни навыки, а по возвращении назад в школу надо будет тренировать другие.

Л. Д.: Я на той же волне уверенности, потому что, хотя я не исследователь мозга, я думаю, что с детским мозгом все будет хорошо. Больше стоит беспокоиться о социальных вопросах, о том, встретят ли по окончании пандемии учителя всех детей снова в классах, не потеряются ли по пути ученики старших классов...

Вы все упомянули, что решающий фактор для детей разных возрастов — и для того, чтобы хорошо учиться, и для того, чтобы хорошо себя чувствовать, — это поддержка родителей. Есть ли у вас какие-то рекомендации, как, когда все сейчас постоянно живут рядом, сохранять хорошие отношения?

Б. М.: Образуйте островки взаимоотношений. Родители с подростками нередко конфликтуют и из-за чрезмерного использования интеллектуальных устройств. Стоит подумать, что ребенок или подросток там получает. Чаще всего — покой, отдых, счастливое времяпрепровождение, принятие сверстников. Там никто не спрашивает, застелил ли ты кровать, выучился ли.

Островками отношений могут быть моменты, в которых ребенок получает ту же свободу, легкость, приятие и душевный покой, что и в своей виртуальной компании. Это можно делать и в случае конфликтных отношений. Тогда даже то, что ребенок увидел в интернете, может служить поводом для небольшой беседы. Например, ребенок может рассказать, что в интернете прочитал о каком-то рэпере, который стал миллионером. Это хорошее начало для разговора, которое мы нередко пропускаем или портим поучением: «Лучше исправь свои отметки, а не о миллионах говори!» Потому что тогда подросток ответит, что с тобой нет смысла говорить, и уйдет, может быть, хлопнув дверью. Поэтому полезно использовать возможность общаться с ребенком, это не всегда должен быть образовательный разговор, можете говорить о чем угодно, укрепляя островок позитивных отношений, и твой подросток не сможет так легко сказать, что моя мама или папа меня не понимают.

Л. Д.: Мне кажется, что с моей стороны было бы высокомерно сказать, что нужно делать, потому что контексты такие разные. Но важно каждому найти источник своей силы. Не у всех есть частные дома с садом вокруг, и жизнь в большой тесноте утомляет. В таких условиях даже очень хорошие родители начинают бесить своих детей. Поэтому, как бы трудно ни было, важно всем вместе или родителям одним выходить хотя бы на прогулку. Это может помочь, чтобы вернуться уже в другом настроении.
 

Н. Б.: Родители — очень важный ресурс в жизни ребенка, но если у них самих не будет своих внутренних ресурсов, помочь детям тоже будет трудно. Поэтому мой призыв к родителям — подумать и о себе. Тогда будут силы помочь и своим детям, и мы как вид выживем.